Незабвенный Адольф Алоизович Гитлер, бывало, так говаривал:

«Человекообразная обезьяна отличается от человека, стоящего на низшей ступени развития гораздо меньше, чем этот человек от такого гения, как, например, Шопенгауэр.»

Хошь не хошь, а придется согласиться. Процитированный тезис сегодня очевиден, бесспорен и все чаще приходит на ум. Закат Европы розов и непристоен, как зад павиана. Из нашего болота можно наблюдать его особенно хорошо. В очередном фильме Эльдара Рязанова Абдулов, кажись, Хазанов и Макаревич (Макакаревич) за задушевным столом, рыла сытые, глумясь, распевают Интернацьонал на нарочито пошлый мотивчик. Что бросается в глаза. Спеть революционную песню по человечески, так, как пели ее, стоя кто у той, а кто у этой стенки хмурые коммуняки, — пели, покa злая пуля не обрывала на полуслове — так спеть обезьяна не в силах. Обезьяна может лишь покривляться, передразнить, получив за то свой заветный банан, который, вообще говоря, надо было бы ей в зад засунуть, дабы неповадно было гадить на святыни, чьи бы то ни было.

Почему же обезьяна столь предрасположена к передразниванию, причем к передразниванию злобному? Потому, что она способна копировать, изобразить пение, жест, повторить фразу, но пережить то, что переживает поющий, жестикулирующий, говорящий, она не может. Полноценная мысль, эмоция, ощущение для нее недоступны. Отсюда — злоба, подспудная, затаенная зависть, страх и ненависть — ненависть обезьяны к человеку, существу более высокой организации, столь чуждому и непонятному ей.

Подумаешь, сегодня она победила. Лучше быть побежденным человеком, чем победившей обезьяной. Когда и тебя поставят к стенке мохнатые победители, не мычи, не скачи и не хлопай себя по жопе, — не уподобляйся; а лучше по-человечески гордо затяни что-нибудь пафосное, хотя бы и старый добрый «Интернационал», обгаженный макаревичами.

Это есть наш последний
И решительный бой.
С Интернационалом
Воспрянет род людской.

ПредыдУщ.

Записки сумасбежавшего

СледуЮщ.