| Пластмассовый мир победил — Ликует картонный набат. Егор Летов |
Да — демократия победила. Государство Будущего, Красная Империя рухнула в одночасье, оставив нас тлеть на обломках. Наследством советской власти явился, помимо всего прочего, привыкший быть всегда готовым обыватель,который немедленно пришел в восторг от вновь приобретенной “свободы” — главного буржуазного фетиша. Вскоре, однако, оказалось, что демократический эксперимент есть не что иное, как капиталистический экскремент.
Признание в совершаемом насилии заложено в самом названии диктатуры пролетариата. На принуждении основано любое государство — это общеизвестно. Однако именно демократия научилась скрывать свои фашистские прелести самым изощренным образом. В грандиозной лживости и состоит разгадка ее недавней столь сокрушительной победы, столь отвратительной ее нынешней живучести.
СССР был монолитом — могучее, суровое, жестокое государство. Бунт индивидуальности, отвага обреченности, безрассудство террориста-одиночки трещинами ложились на монолит, постепенно разрушая его. В мыльном вареве демократии все эти подвиги — лишь пузыри на поверхности, возникающие, чтобы вскоре исчезнуть. Очевидно, борьба с капитализмом должна иметь иные формы. Препятствуя их возникновению, демократия породила человека оплодотворяемого.
| Вот идет Говнов — у него нет слов, У него одна мысля, да и то не его. И вместо лица у Говнова лишь слепое бельмо. Егор Летов |
Дрессировщик Дуров
“Помню, он посадил перед собой на стол “свежую”, еще не дрессированную крысу, взял пинцетом маленький кусочек сахару и, говоря: “Повернись, повернись!” — пинцетом вел перед ее мордочкой. Как только крыса делала еле заметное движение в нужную сторону, он сразу давал ей немного погрызть сахар. Потом, уже перестав подманивать, снова приказывал: “Повернись!” И, как только крыса делала хотя бы самое слабое движение, тотчас подкармливал ее, заставляя тянуться к сахару. Движения животного становились все более отчетливыми, не прошло и получаса, как на команду “повернись!” крыса безотказно делала полный поворот, после чего сразу же получала положенное ей поощрение.Орудуя победоносным пряником (но не гнушаясь, где надо, и кнута) демократия сумела руками самого человека задушить все то слишком человеческое в нем, что мешает быть управляемым и оплодотворяемым. Человек оплодотворяемый дьявольски несвободен как раз потому, что убежден в полной своей свободе и ее защищенности. Советский обыватель, “совок”, не мог не ощущать насилия над собой: “ГПУ, ГПТУ, МТС, КПСС, ЛТП и т.д., и т.п…” Схоронившись в общественном сортире от бдительного ока ГБ, чтобы услышать новую порцию анекдотов про генсека Брежнева, узники совдепа чувствовали себя отважными борцами с тоталитаризмом. Человек оплодотворяемый может сорить своими анекдотами где угодно, но что с того? Всепроникающие СМИ находятся в цепких лапах прожорливых хозяев жизни, отъявленных блюстителей прав человека, как основные средства оплодотворения, главные инструменты общественного зомбирования.
— Пряником можно от животных больше добиться, чем кнутом, — сказал мне Владимир Леонидович и, помолчав, добавил: — И, пожалуй, не только от животных.”
Неудержимая подавляюще-развлекающе-отвлекающе-направляющая лавина с каловыми вкраплениями рекламы жадно поглощается обывателем, вернее, поглощает его, забивая мозг никчемной требухой, уводя от острых социальных вопросов в трясину пошлых мыслей и выдуманных чувств.
| В неволе умирает зверье. В неволе умирает трава. А человечеству гибель не грозит, Человек привыкает ко всему. Эксгумация — я должен просыпаться. Егор Летов |
У человека оплодотворяемого не возникает сомнений в превосходстве демократического общества над всеми возможными. С самого начала жизненного пути система помещает его в более или менее (в зависимости от социального статуса) узкие рамки, где он волен действовать, как заблагорассудится. Вздумай он выйти за эти рамки, окружение раздавит его — вовсе не обязательно посредством неких карающих органов. Механизм воздействия на человека оплодотворяемого до неприличия прост — достаточно поставить под угрозу его положение на социальной лестнице. Страх опуститься хоть на ступеньку ниже преследует "свободную личность" всю жизнь.
Впрочем, способен ли оплодотворенный помыслить о выходе за
Стремление к свободе можно подавить, но нельзя уничтожить. Недвольство собственной несвободой, раздражение, глубоко загнанное в подсознание, продолжает жить в человеке оплодотворяемом, подтачивая навязанную уверенность в достойности его образа жизни. Так непонятно, неизбежно мается в своей теплой квартире толстый, сытый кастрированный домашний кот, чуя приближение весны…
Чтобы особо не маялись, демократия создала совершенные системы выпускания пара — от сумасшедших
Культура и искусство превратились из средств воспитания человека в средства управления человеком. Это одно из гнуснейших преступлений демократии.
Не было ничего проще для прожженных буржуинов, как оплодотворить простодушного советского человека, затосковавшего в однообразном ритме поздней Совдепии. К тому же, взращенный в жесткой командной системе, он привык, не мешкая, переваривать все спущенное сверху. Вот почему, когда кучка негодяев решила погубить великое государство, не нашлось ни единого его гражданина, ни одного члена многомиллионной партии, который бы вышел с оружием в руках защищать Родину и коммунистическую идею.
О появлении постсоветских зомби свидетельствовала истеричная панихида, грандиозный массовый плач России по убитому в мафиозной разборке телеоплодотворителю Листьеву. Мамки, только что проводившие своих сыновей в кровавую Чечню, может быть видевшие их в последний раз, организованно оплакивали экс-ведущего
Отвратительно, но
Что же делать нам, считающим себя еще живыми?
| Коммунисты потому проиграли, что забыли, что коммунизм — это Царство Божие на земле, а не место, где все бесплатно и можно не работать, халява. Коммунизм — состояние ума, сознания. Егор Летов |
Поэт писал:
Коммунизм — это молодость мира,
И его возводить молодым.
В контексте этой фразы безнадежно – пенсионерский электорат компартий бывших союзных республик выглядит просто пугающе. Виновата здесь не только враждебная демпропаганда, но и сами коммунистические лидеры. Из года в год они настойчиво реанимируют полинявший светлый образ брежневского “колбасного” рая в надежде вызвать неудержимое слюнотечение у люмпенизированного “свободным обществом” обывателя. Между тем, коммунистическую идею следовало бы решительно отделить от объевшегося жаркими лозунгами “застойного” прошлого.
Все сказанное выше не означает, что коммунистическая идея нуждается в видоизменении, однако ее необходимо заново выстрадать, найти новые формы ее распространения, мобилизуя всех, в ком живо еще чувство собственного достоинства, стремление вырваться из помойной ямы вперед, заре навстречу…
Не светлое Вчера, а пламенное Завтра должно быть нашей целью.
* Статья была написана в 1997 году.
| Предыдущая статья | Список статей |