Впервые за всю крайне некрасивую историю постсоветского кинематографа снят достойнейший, замечательный фильм. Никогда не предполагал, что сегодня такое возможно; с радостью вижу, что ошибался.

“Возвращение Броненосца” режиссера Полоки — пожалуй, лучшая из всех картин, повествующих об эпохе 20-х, без сусальных комслюней и грязных капсоплей. Удивительно, что снята она именно сегодня, когда об этом времени наговорено столько вздора, что, кажется, разгрести все это уже невозможно. Вопреки всем законам бытия и жанра Полока сумел подняться над по сей день длящейся схваткой между красными и белыми. Это для меня еще более удивительно.

Главное в картине — мудрый и укоризненный гимн одиноким героям, с их фатальными ошибками и великолепной неправотой, пронизывающая тоска по невозможности идеала, глубинное ощущение неизбежности “в проигранной войне сопротивляться до конца”.

Комиссар Герц у мешка семечек — образ, рядом с которым, ей-богу, меркнет Гамлет с его бутафорским черепом. Обездоленная Клавдия Егорычева покруче, чем плывущая на Восток Офелия. Вся назойливая, грубая и крикливая гамазня, которой переполнена картина, непонятным образом создает нежнейший лирический фон для любовной истории времен заката революции.

Одесса, НЭП. Сумасшедший мирок потных, жалких, кричащих людей, судорожных, мелко враждующих рабов своих мелких, послипавшихся друг с другом интересов. Как с Луны свалившийся Иоганн Герц, революционер, Красный Конник, герой. Он отрывисто орет и кашляет в платок, воюет с жульем и хочет обучить диалектике распутную бабу, у него звезда на буденовке и пуля под сердцем, он готов самого Эйзенштейна спустить к чертовой матери с одесской лестницы во имя справедливости и закона, во имя закона же он снимает с учета, вышвыривает на улицу свою единственную любовь с голодными детишками. “Я обязан… вязан”. Здесь  — его роковая ошибка. Белогвардейские пули и штыки в свое время лишь закалили комиссара, лишь сделали крепче. “Так закалялась сталь”. Но ржавчина повседневности непобедима. Героя погубила “нормальная” жизнь. Разительно одинокий, в архаической шинели, стеклышки пенсне блестят, он драматично и красивейше нелеп среди пестрого и торжествующего, смачно, сочно и сучно живущего сброда. Кодекс красного самурая несовместим с этой жизнью, с тем, что называют они жизнью… Герц свято чтит свой кодекс, не отступаясь от него ни на шаг, и как раз эта вот несгибаемость внезапно наносит удар по самому дорогому для него, по тем самым угнетенным и невинным, защите которых он посвятил свою жизнь. А сволочь, хамы все так же жрут и ржут.

И вот – сокрушительная трагедия, тяжкое потрясение, неразрешимое противоречие, зациклившись на котором, он сгорает, как робот из затасканного, но столь уместного здесь азимовского рассказа.

Одна из лучших сцен фильма, великая, я считаю, сцена, — исполнение Красного Марша в ресторане среди охреневших нэпачей, лакеев и содомитов. Кстати сказать, настоящее искусство сейчас и должно творить нечто подобное, производя подобный же эффект. Здорово было бы, если бы фильм заканчивался видом трех уходящих вдаль под звуки боевого марша фигур. Но реальность сурова, и наступает кромешный и леденящий финал. Великое человеческое стремление к добру и справедливости оборачивается безумием в абсурдно и безысходно нездоровой реальности. Однако, когда в самом конце, когда уже идут титры, вновь раздаются звуки марша, это не звучит как издевка. Это звучит как дань уважения непобежденным воинам, безумие безумием поправших. А безумство храбрых, как известно — мудрость жизни.

Примерно в одно время с “Возвращением Броненосца” был снят “Титаник” Кэмерона, раздутый дорогостоящий попс-проект. Вбухана куча бабок, раскрутка на весь мир, акияны восторгов и слез. А вот настоящий фильм снят все-таки у нас, как и тогда, во времена Эйзенштейна. И когда наш Броненосец вернется — а он непременно вернется — ваш “Титаник” вновь потонет, как ржавое корыто.

Постскриптум. Бросается в глаза печальное обилие фамилий в рамках в титрах фильма. Роль Герца оказалась последней для Михаила Уржумцева, сыгравшего ее с гениальной достоверностью. Вот цитата из интервью его партнерши по фильму Л. Потаповой:

“У нашего фильма какая-то странная судьба: в живых уже нет очень многих, кто участвовал в его создании. Например, последние свои роли в нем сыграли Елена Майорова, Михаил Уржумцев… Может, в этом есть какая-то закономерность: люди, стремясь сказать что-то важное, выложились полностью. Из главных героев я осталась уже одна.”

Вспоминается известный исторический эпизод, так взволновавший когда-то писателя Лимонова. В 1606 году патриарх Иов был вызван в Москву из Старицкого монастыря — отпускать грехи народу, незадолго до этого присягавшему Лжедмитрию. А на обратном пути помер, не выдержав тяжести взваленных на него грехов. Значит, теперешний народный грех еще более тяжек, раз еще более обильны добровольные жертвы его.

Оправдания же нам нет, никому.

Предыдущая статья

Список статей

Следующая статья